Люди издавна испытывали особую привязанность к зеленому камню. Среди зеленых самоцветов самый яркий, благородный и редкий — изумруд, или, как его еще называли, смарагд. Лучшие его разновидности ценились дороже алмаза. По классификации Ферсмана, изумруд относится к самоцветным камням первого порядка, куда, как известно, входят алмаз, сапфир, рубин, хризоберилл, александрит, благородная шпинель и эвклаз.

Изумрудом минералоги называют разновидность берилла, окрашенного примесью окислов хрома в травянисто-зеленый цвет. Берилл — силикат редкого элемента бериллия. Буроватый непрозрачный берилл имеет непривлекательный вид. Но зато его прозрачные кристаллы чудесны. Это — и меняющий цвета аквамарин, и золотисто-желтый гелиодор, и нежно-розовый воробьевит… Но красивейший в этой семье самоцветов — изумруд.

Секреты окраски изумруда, как и некоторых других самоцветов, долгое время не открывались людям. Да и сейчас в великолепии и цветовом богатстве камня еще много таинственного и необъяснимого…

Позднее других начал человек создавать искусственный зеленый изумруд. Но пока соперничество с природой, которая «изготовила» изумруды с их бездонной бархатисто-зеленой глубью и ласкающим взор мягким блеском, проиграно человеком. Природный смарагд и до сих пор остается неподражаемым драгоценным камнем.

С давних пор изумруд, как и другие самоцветы, был и украшением, и талисманом. Он олицетворял весну и юность, плодородие и жизнь. С ним связывали радость надежды и тепло воспоминаний. Его наделяли даром предвидения, утверждая, что в кристалле изумруда, как в зеркале, отражается все тайное и открывается будущее. Ему приписывали силу исцеления недугов, силу, дарующую счастье.

Изумруд воспет в поэтических легендах и окутан суевериями. Вспомним «Суламифь» Куприна:

«Это кольцо с смарагдом ты носи постоянно, возлюбленная… Он зелен, чист, весел и нежен, как трава весенняя, и когда смотришь на него с утра, то весь день будет для тебя легким. У тебя над ночным ложем я повешу смарагд, прекрасная моя: пусть он отгоняет от тебя дурные сны, утешает биение сердца и отводит черные мысли…»

Камни имеют свою историю. История изумруда — одна из древнейших: она теряется во мгле тысячелетий. Первые сведения об изумрудах относятся к временам Древнего Египта. Первые изумрудные копи обнаружены к северу от Нубийской пустыни, близ Красного моря, около горы Джабарзабара. Они разрабатывались еще в 1650 году до нашей эры.

Греческий историк Аппиан писал, что в Египте была огромная статуя Серраписа, выточенная из изумруда. Но это, скорее всего, преувеличение. Иногда на изумруде даже гравировали. Известна, например, изумрудная гра­вюра, изображающая душу, увлеченную страстями.

«Новая эра в истории зеленого камня,— писал А. Е. Ферсман,— началась с открытием Америки, где испанцы неожиданно наткнулись на целую культуру с особым поклонением этому камню. Здесь был прекрасный изумруд, который ценился выше других камней, и большому кристаллу в форме страусового яйца поклонялись, как божеству.

Испанцы прежде всего завладели несметными богатствами изумруда в Перу и Мексике. Разграбив могилы, жилища и храмы, они нашли там такие огромные количества зеленого самоцвета, что в конце XVI века сотни килограммов дорогого камня отправили на судах в Испанию. Европа вдруг была наводнена зеленым камнем. (Им украшали не только платья, но и сапоги, шляпы и трости.) Трещиноватые изумруды Египта были обесценены, ценился только «испанский смарагд…»

Испанцы долго не могли найти самих месторождений. Лишь после овладения Колумбией и упорной борьбы с племенем музо около 1555 года удалось обнаружить старые копи. С этого времени вплоть до 1831 года изумруды Колумбии преобладали на рынках Европы. Сначала цены на них сильно упали, но затем, уже в XVII веке, снова начали расти. К концу столетия колумбийские копи истощились, и изумруд стал одним из самых редчайших и ценнейших камней.

Изумруд совершает свое победоносное шествие через новые века. Когда любовь к твердому камню эпохи Возрождения сменилась увлечением деревом, лаком, кораллом, перламутром, никакой другой зеленый камень не проникал в декоративное искусство Европы».

Считается, что третий этап в истории изумруда начался в 1831 году — с открытия изумрудных копей Урала. Но первая ли это находка уральского смарагда? Еще Плиний Старший писал: «Смарагдов есть 12 сортов. Знатнейшие из них скифские, названные так по тому народу, у коего находятся». Вполне возможно, что скифские и есть уральские. Ведь продавали же скифы грекам золото, приобретенное где-то в районе современных Уральских гор. «Может быть, наш Урал,— писал А. Е. Ферсман, – давал в это время (первые века нашей эры.— И. Ш.) немного зеленого камня, может быть, из золотых россыпей загадочной Биармии проникали на юг демантоиды, амазонские камни и даже изумруд. Но глубокой тайной покрыто до сих пор прошлое нашего уральского камня».

Древняя история Урала во многом еще остается загадкой. Все еще таинственным народом является для нас «чудь», добывавшая железо и медь именно там, где много веков спустя открыты крупнейшие месторождения Каменного Пояса. Нет, не случайно рассказывали скандинавские саги о самоцветах и драгоценных металлах Биармии, не случайны легенды о сказочных богатствах, в том числе и самоцветных, Рифейских гор. Значит, известны были древним людям уральские сокровища.

Но потом на много веков словно закрыл Урал двери своих кладовых.

XVIII век для Урала был в основном железным и медным. Правда, уже тогда попадались «знаки» золота во многих местах, случались находки драгоценных и цветных камней. Но это были только намеки на несметные сокровища, а сами они в руки не давались.

XIX век начался щедро — одна за другой открываются двери уральских кладовых. В 1819 году впервые обнаружили «новый сибирский металл», а через несколько лет выяснилось, что Россия владеет запасами платины. В 1823 году найдены первые уральские сапфиры, в 1828-м — уникальные месторождения аметиста и аквамарина, в 1829-м — первые алмазы и наконец в 1831-м — первые уральские изумруды.

Известный немецкий ученый и путешественник Александр Гумбольдт, посетивший Россию в 1829 году, писал: «Урал — настоящее Эльдорадо!»

Каменный Пояс и в самом деле напоминал эту легендарную страну золота и драгоценных камней, страну, которую разыскивали уже много веков.

В глухом месте, верстах в тридцати от Сибирского тракта, там, где речка Токовая впадает в Рефт, крестьянин-смолокур Максим Кожевников «нашел между корнями вывороченного дерева несколько больших кристаллов и обломков зеленого камня, которые и самое место найдения показал двоим своим товарищам. Все они копались в корнях и под корнями и нашли еще несколько кусочков, из которых поцветнее взяли с собой в деревню, а потом привозили для продажи в Екатеринбург».

Так описывал Яков Коковин это историческое для Урала событие в своем донесении в Петербург. Произошло это не в январе 1831 года, как обычно указывается в литературных источниках, а летом или осенью 1830 года.

Как определил потом Коковин, первые изумруды, найденные Кожевниковым, были плохого качества. Они находились в разрушившейся жиле, потеряли цвет и покрылись трещинами. Поэтому скупщики самоцветов в Екатеринбурге приняли их за «худые аквамарины» и купили «по самой малой цене».

Когда командиру гранильной фабрики сообщили, что в городе появились странные камни, то он попросил достать для него образец. Превосходный знаток камней, Яков Васильевич сразу же понял, что это не аквамарин, ибо, как сообщал он в Петербург, «тяжесть и крепость несравненно превышают оный, отлом чище и стекловитея… а при сравнительных пробах оказался крепче иностранного изумруда».

Коковин ожидал подобной находки. Еще в 1828 году он нашел гигантский берилл, «какового нигде и никогда еще не было, да и едва ли можно надеяться, что когда-либо подобный мог найтись». Уникальный берилл в Петербурге оценили в 150 тысяч рублей и «пожаловали» музею горного института, где он и хранится до сих пор. Яков Коковин знал, что там, где обнаружили берилл, можно найти и его лучшую разновидность — изумруд. Но дальнейшие поиски успехом не увенчались…

И вот теперь Яков Васильевич держал в руках настоящий изумруд и, конечно, оценил значение этого факта. Командир фабрики восстановил цепочку, по которой пришел к нему обломок изумруда, и добрался до Кожевникова. Дотошно расспросив смолокура, Коковин сразу же начал энергично действовать. Несмотря на январскую стужу, он вместе с рабочими 21 января 1831 года (документы зафиксировали эту дату!) выезжает на речку Токовую — на место, указанное Кожевниковым. В мерзлой земле бьют один шурф за другим и — о удача! — попадают на жилу изумрудов!

Удивительно удачно пробиты первые шурфы — в центре самой богатой изумрудной жилы. И первые же изумруды были великолепного цвета и высокого достоинства. А потому Яков Коковин, приказав продолжать работу на новых копях, заспешил с первыми кристаллами в Екатеринбург. Здесь он огранил один из изумрудов и вместе с другими кристаллами и своим донесением самым спешным порядком отослал в столицу.

Донесение Коковина произвело в Петербурге сенсацию. Столичные ювелиры после тщательных проб подтвердили: это изумруды! Первые русские изумруды — и превосходного качества!

Уже 26 февраля 1831 года министр императорского двора князь Волконский подал Николаю I докладную записку об открытии в России нового драгоценного камня. Сделав экскурс в мировую историю изумрудов и отметив, что они «доселе были находимы только в Перу и Египте», министр вспомнил и о берилле-гиганте, найденном Коковиным «года пред сим два». «Величина и прозрачность сибирского (Урал в то время считался частью Сибири) берилла,— говорилось в докладной записке,— служат надежным удостоверением, что сибирские изумруды, найденные ныне в близком расстоянии от месторождения берилла, по красоте своей и ценности займут не последнее место между камнями сего рода, находимыми в других частях света. После прошлогоднего открытия графом Полье алмазов нынешнее открытие в Уральских горах настоящих изумрудов есть событие весьма достопримечательное и сколько в отношении к науке и, следовательно, к отечественной славе, столько и потому, что сии драгоценные камни представляют новый источник государственного богатства».

За открытие изумрудов крестьянина Максима Кожевникова наградили денежной премией, а командира Екатеринбургской фабрики Якова Коковина — орденом. Было даже предложено «в ознаменование, заслуги первого открывателя изумрудов крестьянина Кожевникова, покуда еще находится в живых, бюст его изваять из мрамора и пьедестал поставить на месте открытия с обозначением года». Памятник Кожевникову, однако, так и не поставили.

Петербург потребовал от командира Екатеринбургской фабрики немедленно продолжить добычу изумрудов. И с наступлением весны Коковин развернул работы на копях.

Первый прииск, названный Сретенским, оказался самым счастливым. Он дал много прекрасных изумрудов, там же нашли и единственную в своем роде друзу изумрудных кристаллов, оцененную столичными ювелирами в сто тысяч рублей. Превосходный штуф изумруда послали в Берлин в подарок знаменитому Гумбольдту. Русский император подарил прусскому принцу Вильгельму семь изумрудов для колье и четыре — для серег. Изумруд в виде груши весом в 101 карат преподнесли самой императрице.

Мода на уральские изумруды буквально захлестнула придворные круги. Заполучить новый самоцвет жаждали самые сановитые вельможи. О драгоценном минерале говорили в аристократических салонах, о нем писали научные журналы. Горный журнал сообщал: «Твердостию своею уральский изумруд превосходит изумруд восточный и блеском оному не уступает». Своим цветом — то густым, почти черным, с таинственной глубиной, то сверкающим яркой ослепительной зеленью, с особыми оттенками, не похожими ни на какие другие зеленые самоцветы мира, уральские изумруды вызывали восторг и восхищение знатоков и любителей камня.

Уральские изумрудные копи оказались на редкость богатыми. За первые двадцать лет здесь добыли 142 пуда зеленого самоцвета. А по подсчетам А. Е. Ферсмана, все добытые к 1925 году изумруды весили 12—16 тонн.

Но как в первые годы, так и спустя десятилетия копи вели себя чрезвычайно капризно: то они были по-царски щедры — тогда задаривали огромным количеством превосходных изумрудов, то вдруг становились непомерным скрягой — и многолетние раскопки шли совсем впустую. Копи несколько раз забрасывали — считали их уже выработанными и вновь начинали разработку. Даже в начале XX века геологи не могли понять закономерности залегания изумрудных кристаллов.

Именно эта загадочная капризность изумрудных копей и привела к трагедии Якова Коковина.

А пока все складывалось прекрасно у Якова Васильевича. Увлекательная работа. Удачные — еще какие удачные! — открытия новых месторождений самоцветов. Прочное положение в Екатеринбурге и столице — его оценят в Кабинете е. и. в., которому подчинена гранильная фабрика. Благополучие в семье, детей у них с женой, правда, нет, но растят девочку — сироту-родственницу. Наконец-то начал строить новый дом — каменный, красивый — по проекту своего хорошего приятеля, талантливого архитектора Малахова. Оклад командира фабрики не велик, но после открытия изумрудов Кабинет е. и. в. выдал для постройки дома ссуду, разрешил использовать казенный кирпич, деньги за который можно будет заплатить через несколько лет…

Удачно, прочно складывалась жизнь Якова Коковина. Что может грозить ему — талантливому, трудолюбивому, порядочному человеку без порочных страстей?

Но недаром судьбу называют еще и роком. Неожиданно в жизнь Коковина ворвалась злая воля другого человека — вице-президента Департамента уделов, гофмейстера и сенатора Льва Перовского.