Информационный гид АСБЕСТА

МОРАЛЬ МОРАЛЬЮ, А ТАНЦЕВАТЬ ОЧЕНЬ ХОТЕЛОСЬ

Порожняком на стоянках под конец войны очень и очень редко удавалось сбегать на танцы совсем ненадолго с проезжими военными тут же, на станции. Но танцы эти всякий раз прерывались паровозными гудками. Или кавалеры внезапно бегом бежали к своему эшелону, или мы получали приказ: немедленно в вагоны! А отдаленный звук баяна волновал и звал все мое существо потом многие десятилетия. Таисья Дмитриевна иногда проверяла после отбоя, все ли на полках.

-Не обижайтесь, девочки. Потом, когда-нибудь, вы нам скажете спасибо, - убеждала она.

Поэтому, наверное, и царила в нашем доме на колесах атмосфера высокой морали, нравственности, стыдливости и справедливости.

Взять хотя бы курение. В дни выдачи махорки раненым возникала проблема разжиться огоньком. Ничего другого не оставалось, как у крайнего от двери пассажира взять из рук «козью ножку» и бежать с ней в соседний вагон. Там эту самокрутку кто-нибудь прикурит, а твоя задача донести огонек до своих. Вот и дуешь на него беспрерывно и в первый же рот суешь.

И тогда закуривают все 60. В вагоне стоит такой густой синий и терпкий дым - хоть топор вешай, но - странное дело - мы на него почему-то не реагировали.

И все-таки никто из нас не научился ни курить, ни пить, ни воровать, ни матюгаться. Никого не коснулись «Содом и Гоморра». Все плохое от нас отскакивало, как от стенки горох. И я убеждена, что женщину, какие бы в ее жизни ни были неприятности, никакая сила не заставит привыкнуть к плохому, если она сама этого не захочет. «Природа сказала женщине: будь прекрасной, если можешь, мудрой, если хочешь, но благоразумной ты должна быть непременно», - внушали нам наши добрые наставники супруги Бурдэ слова французского драматурга 18 века Бомарше.

Но я бы погрешила против истины, если бы не сказала: были редчайшие исключения из правил. За четыре года несколько девчонок откомандированы с санпоезда «по состоянию здоровья». Хотя в коллективе вроде бы и не было подходящих ухажеров - все в возрасте и семейные. Не буду моралистом, интимное-дело лично каждого человека. Несколько наших санитарок переписывались с ранеными и после войны создали хорошие семьи, вырастили детей.

Пороки женские есть просто распущенность, забвение своего женского начала. И нам очень больно смотреть сейчас на реалии наступившего нового века, когда некоторые пигалицы школьного возраста курят и распивают горячительное где попало с ровесниками и даже с мужчинами. Где уж тут до девичьей чести и гордости, когда самые красивые героини в современных кинофильмах непременно уравнивают себя в неблаговидных и подлых поступках с крутыми мужчинами...

Весной 44-го из Самарканда в Ленинград попутно везли личный состав Военно-медицинской академии имени Кирова. Впервые в жизни мы смогли послушать лекции именитых светил - профессоров Лебединского, Владимирова и других.

Ленинград уже сиял чистотой, хотя все памятники еще замурованы досками. Поставили нас на рампу в Александро-Невской лавре. Быстро провели дезинфекцию, и началась погрузка. А перед ней каждого, кто эвакуировался, искупали, одели в чистое обмундирование, даже с белыми подворотничками, чего нам с начала войны и не снилось даже.

Гипсовые и другие повязки в хорошем состоянии. Начальника и ординатора приятно поразило состояние документации. Эпикризы дают полную преемственность для продолжения лечения в пути. Указан даже предполагаемый исход (годен, ограничен, не годен). Отправили нас без задержки. Этот небольшой, но характерный факт красноречивее слов высветил ленинградцев, переживших страшную блокаду, как милосердных и стойких людей, ведь приняли мы раненых аж из 30 госпиталей.

Беспокойное это племя - наши подопечные. Их совершенно нельзя оставлять одних без присмотра. Пришла как-то на обед в свое купе. Только взяла ложку, наклонилась над тарелкой в предвкушении утолить голод - вдруг слышу голос начальника:

- Седункова! Это ведь ваши гуляют по станции! Немедленно заберите в вагон!

Глянула в окно - точно, мои «челюстные», человек пять, в нательном белье снуют по перрону среди пассажиров. Какой уж тут обед!

Появись на их месте беглецы с другими повязками, начальник бы не сразу определил, из какого они вагона. А тут хоть песню пой: «Я милого узнаю по повязке»...

Проводники наших вагонов как на подбор были людьми добросовестными и тоже милосердными по отношению к раненым. Каждый из них круглосуточно обслуживал по два вагона. Как им удавалось в лютые морозы создавать тепло для наших пациентов, не знаю. Помню только, что они постоянно были в поисках дополнительного угля, собирали его до последнего кусочка где только можно. А во-вторых, помогали нам грузить и выгружать раненых. После войны я всякий раз вспоминала тех железнодорожников добрым словом, когда мерзла в пути с Урала в столицу или возвращалась домой из командировки.

... Запомнились вагоны-тюрьмы, которые под конец войны стали встречаться на соседних путях. Чернявые мужчины сурово глядели на нас сквозь чугунные решетки маленьких окон. Думалось тогда: предатель, заслужил, значит. Но что это? За решетками иногда были дети. Это вызывало в душе жалость к ним и недоумение: дети-то при чем?

Про столь жестокие репрессивные меры сталинизма по отношению к чеченцам, ингушам и крымским татарам узнали значительно позднее...

Врагов тогда искали повсюду. Прибыл однажды в наш санпоезд офицер из КГБ, чтобы завербовать осведомителей. Замполит решил почему-то, что мы с Марией Г Орловой вполне подходящие для этого. Офицер беседовал с нами (с каждой в отдельности), взял с нас письменные заверения непременно докладывать о вражеских высказываниях наших сослуживцев и раненых.

То ли мы не доросли до такой миссии, то ли в силу благодушных своих характеров, но ни разу в головах наших не возникала стукаческая мысль.

.. .Стоим пустыми на какой-то станции, где прошла война. Собственно, станции не видно, нас разделяют пути с эшелонами. Мы-на крайнем противоположном. Панорама весенней природы так и зовет к себе. Зеленый ковер молодой, идеально чистой травки аж блестит на солнце, похоже, по ней не ходят ни животные, ни люди.

За поляной нарядные березки шелестят свежими ветками и тоже манят. Радость омрачает лишь след войны: влево врезался в землю краснозвездный самолет, вправо посмотришь - танк с фашистской символикой застыл в своем вечном безмолвии, неподалеку в беспорядке покореженные заграждения, там воронки...

Совсем близко переезд железнодорожных путей, от него ведет грунтовая дорога в поле, а, может, в какой-либо населенный пункт. Природа очень старательно залечивает пагубные раны боев. Ноги так и просятся пробежать по нетронутой травке к тем березкам, полной грудью вдохнуть свежего воздуха.

Но мы с Катей Галкиной твердо помним слова начальника, предупредившего всех в категорической форме не отходить от эшелона ни на шаг. И как в воду глядел наш мудрый майор. Две девчонки с другого ВСП, стоявшего рядом с нашим, удалились по зеленой обочине грунтовой дороги всего-то метров на 300. И вдруг-взрыв мины. Обе упали в разные стороны. Унесли на носилках. А ведь на их месте вполне могли быть мы с Катей.

...Война уже дышала на ладан, когда весной 45-го добирались мы «на перекладных» до политуправления РЭПа № 27 в город Львов получить кто партийный билет, кто кандидатскую карточку. Я, например, ехала за кандидатской, могла бы вступить в партию ранее, не раз агитировал замполит, но моя философия была такова: сначала хорошо поработай в комсомоле, а потом уж...

Весенняя погода очень благоприятствовала нам, весело устраивались на какие-то попутные цистерны, болтая ногами, то прыгали на тамбурные площадки грузовых составов.

Из Львова догоняли свой состав по территории Польши. Группа состояла из ординатора Елены Ивановны Кузнецовой, Екатерины Галкиной, Брониславы Вугман, Марйи Г Орловой, и еще кого-то одного забыла. Сопровождал нас замполит Бедрия Григорий Борисович.

Запомнились польская земля победной весны и ее столица Варшава. Из всех окон и с балконов свисали и развевались на ветру красные флаги, на пиджаках и платьях -красные банты. Кругом празднично, кругом добрые приветливые лица друзей, а развалины как бы не в счет. Целый день 2 мая польский экспресс вез нас в сторону Г ер-мании, а сама Польша запомнилась как бесконечный город, поскольку населенные пункты сливались между собой, не то что у нас - когда не видно конца полям и лесам.

И опять сейчас ноет сердце ветерана от вопиющей несправедливости, увиденной по телевизору: в одном из городов поляки демонтируют памятник павшим в боях за Польскую землю воинам: русским и украинцам, казакам и киргизам, белорусам и татарам, евреям и грузинам - в общем, всем, кто спас тогда Польскую землю от гитлеровской чумы. До чего коротка человеческая память! Польша выбрала другой путь развития. Пожалуйста, на здоровье. Но зачем же уничтожать историю - героическую и прекрасную своей дружбой народов в борьбе за уничтожение фашизма?

( продолжение следует.)

Анна СЕДУНКОВА-ПОПОВА.
Поезд милосердия. Асбест, 2003 г.

Коллектив эшелона ВСП №241  апрель, 1945г.